Я часто думала о том, что сказал мне Адам в тот день, когда мы возвращались из лаборатории. Смотрела на его слова то с одной стороны, то с другой, и находила всё новые оттенки и тональности, с которыми они были сказаны. И новый смысл. Вероятнее всего — обманывалась. Насколько я успела узнать Левандовского — он говорил всегда только то, что думал, и хотел донести до собеседника только те вещи, которые подразумевал. Даже если он шутил. Даже если в словах его виделся двоякий смысл. Всё равно там, за этим фасадом из саркастических, шутливых, неоднозначных фраз крылся вполне конкретный посыл.

Так зачем же я так самозабвенно искала в них то, чего там изначально не было? Просто мне нравилось считать, будто именно со мной Адам другой. Желающий дать мне понять нечто большее, какую-то суть, которая была доступна лишь мне. Глупые, неоправданные и совсем не полезные надежды.

Я посмотрела на часы, ожидая, когда придёт Ольга, чтобы помочь мне выбрать наряд, в котором завтра я должна была сопровождать Левандовского на приём. Естественно, я задавалась вопросом: «Почему он не пойдёт на него с Вероникой?». И была не настолько дурой, чтобы его озвучить. Что и говорить, я была в восторге от того, что иду на столь важное мероприятие с боссом, но делиться этой неуёмной радостью ни с кем не торопилась.

Убедившись, что на часах всего восемь вечера, я погрузилась с головой в роман «Бухта наслаждений», который совершенно незаслуженно забросила за последние несколько дней, остановившись на самом интересном месте. Главный герой как раз предстал перед Эбигейл в виде шейха, но при этом был тем, кого она любила, ну и заодно скрывал в себе ещё несколько персонажей повествования. В наше время ему бы поставили диагноз — диссоциативное расстройство личности, в романе же он был безумно притягательным и сексуальным, готовым на всё ради любви.

Он до боли напоминал мне Адама. Казалось, в Левандовском тоже скрыто столько разных масок, что узнать и десятую их долю не под силу за всю жизнь. Впрочем, ключевое слово в этом всём — «казалось».

Раздался звонок в дверь, и я нахмурилась. Для визита Оли рановато, а учитывая, что подруга у меня любит опаздывать на час-другой, и вовсе предположить, что это она, невозможно. Родители уехали на пару дней к друзьям на дачу, да и у них есть свои ключи. А больше предположений, кто это мог бы быть, у меня не имелось.

Я взглянула в глазок и чертыхнулась. За дверью стоял Вадим. Мой несостоявшийся жених, с которым мы встречались целый год и с которым впоследствии расстались так, будто это было само собой разумеющимся.

— Ева! — воскликнул он, едва я открыла дверь. — Как хорошо, что ты дома.

Я так уже не думала, но на всякий случай кивнула. Вдруг Вадик удовольствуется этим и исчезнет, будто и не появлялся.

— Что-то случилось? — уточняю я, когда пауза в разговоре слишком затягивается. В квартиру я его, естественно, не приглашаю — дел хватает и без Вадима.

— Нет, ничего. Просто соскучился, — отвечает он.

А я, вместо того, чтобы сказать: «Поздравляю», — тяну что-то вроде: «А-а-а-а!».

Так проходит ещё пара минут, по истечении которых я вновь подталкиваю Вадима к продолжению беседы. Ведь не зря же он пришёл, верно?

— Ну хорошо, что соскучился. А хотел чего?

— Ты не рада меня видеть?

«Очень» рада! Прямо так, что аж зубы от этой радости сводит. У меня сейчас миллиард дел, незаконченная книга, которую я хочу дочитать сегодня, и все мысли — о Левандовском и о том, как не опозориться завтра на приёме, а тут Вадик…

— Конечно, рада. Но просто сейчас я занята немного. Прости.

— Понятно. А я хотел тебя в кино позвать.

— В кино?

— Да, в кино. Или ты не хочешь? Тогда в кафе.

— Подожди… с чего вдруг всё это?

— Я же говорю — соскучился.

Он делает шаг в мою сторону, как будто именно мне не хватает смелости, чтобы заново решить упасть в объятия зануды-Вадима. Интересно, почему я вдруг думаю о нём именно в таком ключе? Раньше, когда подруги открытым текстом говорили мне, что Вадик слишком тоскливый, я или игнорировала, или вступала в вялый спор. А теперь и сама так считаю.

Отступить не получается — позади дверь, в которую я и вжимаюсь, когда Вадим оказывается слишком близко.

— Вадь, стой! — Я выставляю руку перед собой, упираясь ладонью в его грудь. — Никуда я не могу с тобой идти. Дел много. Да и не хочу. Что толку прошлое ворошить?

По лицу Вадима ясно — подобного он не ожидал, что начинает меня злить. Значит, считал, что стоит только ему явиться и позвать меня куда бог на душу положит, я сразу соглашусь. Как та самая серая мышь, приплясывающая на задних лапках от восторга, что её пригласили на свидание. Только пусть я таковая внешне — внутри уже совсем не та Ева, которую знал Вадим.

Он останавливается скорее по инерции и от неожиданности, чем понимает, что действительно нужно притормозить. Смотрит удивлённо, застыв почти что на выдохе от меня. А я не могу понять, что мне делать, если Вадим предпримет попытку сломить моё сопротивление. Но он лишь ошарашено отступает, качая головой.

— Ну, как знаешь…

В его тоне отчётливо звучит неверие, а я с облегчением делаю новый вдох.

— Вадим! — окликаю его зачем-то, когда он достигает двери, ведущей в лифтовой холл.

— Что?

— Скажи… ты бы мог влюбиться в аромат своей женщины?

— Что??

Мысленно морщусь от того, какая я всё-таки дура. Ну зачем это спрашивать у Вадика? У того, кто по вечерам любит «рубиться в танчики», а все выходные похрапывает, перемежая сон забегом до магазина внизу, где «сегодня пиво по сорок два рубля». И всё же… мне совсем не у кого больше спросить, что об этом думают обычные мужчины. Не мегалодон в области бизнеса и женский знаток Левандовский, а обычные парни, с одним из которых я когда-нибудь построю среднестатистическую семью.

— Ты мог бы влюбиться в аромат своей женщины? — терпеливо повторяю я, пока глаза Вадика не вылезли из орбит окончательно.

— Если только будет пахнуть борщом или пельменями.

Вадим даже не скрывает, что это вызывает у него смех. А у меня — улыбку. Чуть натянутую, кривоватую, но всё-таки улыбку. Я киваю Вадиму на прощание, поспешно скрываясь за дверью. Всё правильно. Адам жаждет одарить всех «зажатых и скромных» неповторимым ароматом, от которого мужчины будут сходить с ума, а последние, меж тем, жаждут пива за сорок два рубля, пельменей и борща.

По крайней мере, те, в кругу которых я вращаюсь. Левандовский не в счёт — он всего лишь мой босс, недосягаемая величина для серых мышей вроде меня. На этом и стоит зафиксировать свои мысли.

Глава 8

Адам стоял в центре банкетного зала ресторана Влади Bar на тридцать седьмом этаже Высоцкого и вел непринужденную беседу с несколькими гостями. Внешне он казался спокойным и даже лениво-расслабленным, но внутри сгорал от нетерпения перейти от светских условностей к тому делу, ради которого и был затеян весь этот фуршет.

Слушая ведущуюся беседу краем уха и периодически умело вставляя в нужный момент собственные реплики, он беззаботно улыбался, внимательно следя в это же самое время за своей секретаршей.

Левандовский видел, как неуютно и чужеродно она чувствует себя в стенах одного из самых дорогих ресторанов города, среди разряженных гостей, весь вид которых кричал о том, что одна пуговица на их одежде стоит больше, чем вся ее прошлая месячная зарплата библиотекаря. Он старательно подавлял в себе желание подойти к ней, чтобы поддержать и прикрыть собой от косых взглядов. Потому что для нее же лучше, чтобы она прошла через это испытание в одиночку. Чтобы научилась быть выше подобной ерунды. Он знал, что ей это под силу. Как знал и то, что, быть может, ей придется пройти через все это ещё не раз.

Адам кивнул в ответ на вопрос одного из своих собеседников и вежливо рассмеялся чьей-то шутке, продолжая незаметно наблюдать за Евой. Сегодня она выглядела чуть лучше обычного. Волосы уложены в простую прическу, но, по крайней мере, это был не жуткий пучок, с которым она пришла к нему на собеседование полторы недели тому назад. Узкая юбка-карандаш выгодно подчеркивала плавный изгиб бедер, но весь вид напрочь портил несуразный синий жакет, совершенно не подходящий к остальному наряду ни по стилю, ни по цвету. Впрочем, в данный момент было не так уж и важно, как и во что одета Ева.