— А мне очень понравилось… меняться с тобой ролями, — призналась Ева, сдерживая улыбку. И пока перед ней не очутилось первое заказанное блюдо, и пока Адам не успел отреагировать на её двусмысленную фразу, начала:

— Большие?

— Груди.

— Сладкое?

— Пирожное.

— Кошка?

— Дикая.

— Чувство?

— Надёжное.

— Маска?

— Венеция.

— Любовь?

— Неизведанное.

— Ребёнок?

— Жизнь.

— Зависимость?

— Слабость.

То, что Адам ответил на первый вопрос «груди», поначалу ввело её в состояние ступора, но Ева быстро взяла себя в руки. И чем больше произносила слов, которые первыми приходили ей в голову, тем непонятнее становилось у неё на душе. Левандовский никогда не любил? Вряд ли. Не может же такой мужчина, как он, ни разу не испытывать этого пьянящего чувства? А впрочем, о чём это она? До встречи с ним Ева не любила тоже — это становилось всё более кристально ясным с каждой минутой, что они проводили вместе.

А что значил его последний ответ? Зависимостей ведь могло быть много. От чужого мнения, например. Или тех, что являются пагубной привычкой. От них и вправду нужно было избавляться, как от того, что ослабляет. А если эта зависимость связана с любимым человеком? Если он — словно наркотик, попробовав который единожды, уже не можешь от него отказаться?

Ева едва заметно покачала головой. Теперь у неё появились дополнительные поводы чаще думать о мужчине, сидящем напротив. О её муже, о котором, как оказалось, она не знала ровным счётом ничего.

Когда наступил её черёд отвечать, она сделала глоток капуччино, и стоило только Адаму задать первый вопрос, как Ева поняла, отчего так сложно выдавать первое, что приходит в голову.

— Цель?

— Близкая.

— Верность?

— Обоюдная.

— Песня?

— Громкая.

— Крик?

— Отчаяния.

— Снег?

— Рождество.

— Надежда?

— Будущее.

— Деньги?

— Решение.

— Детство?

— Светлое.

Теперь уже она думала о том, почему он спросил о деньгах. А вдруг Адам считает, что она рядом с ним только по той причине, что он богат? Или верность… Вроде бы простое слово, которое для Евы было более чем понятным. Почему теперь, когда Адам говорил о нём, она видела в его вопросе какой-то скрытый смысл?

Она сделала глубокий вдох и расстелила салфетку на коленях, чтобы приступить к еде. Голод, впрочем, притупился, думать теперь о том, чтобы утолить его, хотелось в самую последнюю очередь.

— Знаешь, я думала, что-то прояснится, когда называла тебе первое, что возникало в моей голове, но сейчас должна признаться. Всё, что касается тебя, рождает во мне какой-то сумбур. Неважно, связан он с играми в ассоциации или тем, что я чувствую, когда с тобой в постели. Ты — сплошной хаос для моей жизни, Адам, но мне это безумно нравится. И надеюсь, будет нравиться ещё сильнее по мере того, как ты позволишь мне себя узнавать.

Говоря последние слова, она смотрела в глаза Левандовского, чтобы понять, как он на них отреагирует. Ведь если у него в планах не было дальнейшего времяпрепровождения с Евой в таком ключе, она поймёт это сразу. И возможно, это избавит её от неприятных ощущений. Впрочем, Ева очень и очень в этом сомневалась.

Глава 20

Возвращение в Екатеринбург пять дней спустя ощущалось Левандовским так, словно он был рыбой, которую выбросили на берег. Оказалось, что за такой короткий срок можно очень сильно привыкнуть к человеку и его присутствию рядом. Привыкнуть до такой степени, что в первую ночь по возвращении Адам почти не мог спать. Ему не хватало Евы — ее дыхания, ее ласк, простой возможности прикоснуться к ней. И все это безумно сбивало с толку, потому что он никогда и ни в ком ещё так не нуждался. Наверно, это была та самая зависимость, которую проассоциировал со слабостью во время их игры в ресторане.

Он улыбнулся, вспоминая слова, которые тогда произносила она и которые произносил он. Чувство, любовь, дети — вот то, что волновало ее. Деньги, верность, цели — были тем, ассоциации к чему хотел узнать он. Но так и не сумел понять, что Ева имела в виду, связывая вместе «деньги» и «решение». Совсем некстати в голове всплыла Ника и ее визит к нему в офис, после которого та обвинила Еву — пусть и не прямо — в том, что можно было приравнять к промышленному шпионажу. Но Адам в очередной раз напомнил себе, что причин не доверять Еве у него нет. И потому не хотел никакими подозрениями пачкать тех отношений, что установились между ними в Польше.

Было немного странно теперь думать о Еве как о своей секретарше, которая приносит ему по утрам кофе и которой он даёт рабочие поручения, в то время, как все, чего ему хочется — это давать ей распоряжения гораздо более интимного характера.

Накануне Адам едва удержался от того, чтобы не остановить ее, когда она вышла из его машины у своего дома. Едва удержался, чтобы не вернуть ее обратно и не отвезти к себе, чтобы продлить ещё хотя бы на несколько часов то, что было между ними в последние дни. И хотя в итоге не сделал этого, отчётливо знал, что самое главное решение им уже принято.

А пока стоило сосредоточиться на ожидавших его делах, связанных с запуском новой линии парфюма, лицом которой должна была стать Ева. В лаборатории за время его отсутствия закончили работу над концентратом будущего аромата, и во второй половине грядущего дня Адам собирался сделать очередную пробу. А на первую половину была запланирована фотосессия Евы, на которой будет сделано несколько пробных снимков для будущей рекламы.

Сейчас мысль о том, чтобы превратить свою секретаршу и, самое главное, жену, в фотомодель уже не казалась Левандовскому такой уж блистательной. Оказалось вдруг, что он совершенно не желает делиться ею ни с кем, и от того, что на Еву будут пялиться миллионы мужчин по всему миру — у Адама сводило зубы. Впрочем, ни у кого из них не будет шанса подойти к ней даже близко, потому что рядом с ней будет он. До тех пор, пока желает ее так, что ему никто больше не нужен — так точно.

После почти бессонной ночи Левандовский поехал утром вовсе не на работу, как делал это обычно. Он поехал к дому Евы, чтобы лично отвезти ее в бизнес-центр. Потому что хотел видеть ее. Видеть до того, как офисные стены снова превратят их в начальника и подчиненную. Видеть, что для нее за прошедшую без него ночь ничего не изменилось тоже. И когда целовал ее, вжав в спинку автомобильного сиденья, ясно понимал, что долго их рабочие отношения продолжаться не смогут. Просто потому, что уже таковыми не являлись. И Адам сильно сомневался в том, что сумеет относиться к Еве даже в рабочее время так, словно она всего лишь его секретарша, ибо это был бы никому не нужный самообман. Ева стала играть в его жизни гораздо более важную роль, чем он мог бы предположить ещё недавно, но бороться с этим не было никакого желания. Даже напротив — он находил нечто волнующие в новизне эмоций, прежде ему незнакомых.

Сосредоточиться на работе в то время, как за дверью находилась Ева, оказалось чертовски сложно. Но Левандовский все же отсмотрел присланные ему дизайнерами образцы будущей упаковки «Lewandowski Grey Mouse». После некоторых размышлений им было принято решение оставить для нового аромата прежние флаконы, уже отлитые начальной партией на фабрике Лучака. Они имели форму изящно ограненного бриллианта, что делало их весьма запоминающимися внешне и при этом достаточно нейтральными для того, чтобы разлить в них парфюм с измененной концепцией. Теперь оставалось только утвердить этикетки и бумажную коробку для будущего сенсационного продукта.

А в том, что он станет именно таким, Адам нисколько не сомневался. Один из лучших «носов» в современной парфюмерии не захочет терять ни свою зарплату, ни свою репутацию, а потому непременно предоставит то, что он требовал. И опробовать очередное произведение Этьена Адам собирался сегодня же и по самому прямому назначению.

В десять утра он встал из-за стола и вышел в приемную, чтобы вместе с Евой отправиться на фотосессию. Левандовский не протянул ей руки и не сказал ничего из того, что хотел бы, но, коротко приказывая «идем», смотрел на нее так, что она должна была понять без лишних слов, чем Адам хотел бы заняться вместо того, что приходилось делать ради бизнеса.